0%
    Подчинение территории: как Советский Союз и его наследница Россия обращаются с ресурсами, людьми и природой

    Едем на Онежское Поморье: белые киты, гонки на «Уралах» и уха с водкой

    Рыбацкие лодки сушатся на ветру, вдоль морского берега гуляет табун лошадей, чабрец цветет на песчаных откосах — это не исландские фьорды, а деревня в Архангельской области.

    Несколько лет назад здесь появился один из самых молодых национальных парков России, «Онежское Поморье». Нетронутая тайга в нем соседствует с белоснежными пляжами, а деревянные маяки и часовни — с техногенными видами в духе фильма «Кин-дза-дза!». В поморских деревнях, до которых можно добраться только по воде или воздуху, сохранился вековой уклад жизни, и сейчас этот неизведанный край приоткрылся для путешественников. Александр Полотнюк провел неделю в волонтерской экспедиции в «Онежском Поморье» и теперь мечтает, чтобы больше людей увидело эти места.

    Вид на бескрайнее Белое море

    Чтобы попасть на Онежский полуостров, сначала нужно ехать по разбитой дороге от Архангельска несколько часов. Примерно 200 километров пути пейзаж за окном не меняется — низкий северный лес, болота и единственное придорожное кафе в глуши. Дорога в буквальном смысле слова кончается в небольшой деревне Луда — она упирается в Унскую губу, морской залив, острым клином уходящий вглубь материка. С причала в Луде начинается путь к деревням Онежского полуострова, отрезанным от мира большой водой. Раньше на переправе работала колхозная баржа, но в последние годы она все чаще ломается, и теперь перебраться на ту сторону можно только с частной лодкой.

    Когда я оказался здесь, с моря пришла высокая волна — плыть было нельзя. Никто не мог сказать точно, сколько придется прождать подходящей погоды — несколько часов или целые сутки. «Пошли чаи гонять», — беззаботно позвал сотрудник парка на кордоне. Стало понятно: жизнь здесь течет совершенно в другом ритме, зависящем от воли природы больше, чем от личных планов.

    Поплыли в итоге в тот же вечер — час переправы на моторках под брызгами и встречным ветром, после которой не остается сухих вещей. Но это еще не конец пути: лодки причаливают на небольшом мысу, откуда до первой жилой деревни около 30 километров по песчаной дороге. Здесь проезжает только мощная всепроходящая техника. Мы мчались в кузове «Урала» с бешеной скоростью, едва успевая уворачиваться от сосновых веток. Путь лежит сначала через сосновые леса, а потом неожиданно выходит на берег — в этот момент впервые открывается вид на бескрайнее Белое море, часть Северного Ледовитого океана. Дух захватывает.

    Машины едут прямо по волнам на кромке моря: влажный песок здесь более плотный, и колеса в нем не увязают. Иногда земляные отроги подходят вплотную к берегу, тогда в сильный шторм волны отрезают единственную дорогу. Нам удалось проскочить, несмотря на бурю, но это была экстремальная поездка. Морская вода во время шторма здесь взбивается в пышную пену, как будто туда вылили шампунь, эта пена огромными кусками разлетается по ветру, а машины едут на ощупь, рискуя наткнуться на скрытый под волнами камень.

    Выехав из Архангельска в полдень, только около полуночи мы добрались до Яреньги. На улице к этому времени сгустились легкие сумерки, а нас встретила директор местного клуба, чтобы разместить на ночлег. Весь путь от Архангельска в итоге занял около 12 часов — до города по прямой всего 200 километров, но здесь уже совсем другой мир.

    Поморы — кто это?

    В этих местах вдоль берега Белого моря издавна живут поморы — русский субэтнос, потомки древних новгородцев. Здесь никогда не было крепостного права, люди жили в тесной связи с природой, и любые изменения с трудом пробивали себе дорогу. Сюда никогда не было простого сухопутного пути, поэтому местные давно привыкли полагаться только на себя, живя в стороне от Большой земли.

    За последние годы мало что поменялось, только недавно появилась сотовая связь и спутниковые тарелки. В остальном привычный образ жизни остался прежним — рыбаки уходят в море на традиционных лодках-карбасах, продукты готовят заранее на год вперед, а двери домов не запирают. Вместо замков к входу просто прикладывают трость — значит, хозяин куда-то ушел и вернется позже.

    Удаленность от цивилизации ощущается здесь во всем. На Летнем берегу, например, вообще нет привычных городских автомобилей. Большинство машин сюда завезли с моря еще в советское время — это гигантские «Уралы», УАЗы и другая подобная техника. Сейчас пригнать сюда машину можно только по зимнику, поэтому многие местные жители передвигаются на каракатах — собранных вручную машинах, которые напоминают огромные квадроциклы: колеса от КамАЗа, кабина от старой «Нивы», а двигатель от дешевых китайских малолитражек. У многих семей есть снегоход — незаменимая в хозяйстве вещь.

    Бензин завозят в бочках один раз в году — зимой, когда морской залив замерзает и по льду прокладывают дорогу на Большую землю. По этому же маршруту нужно заранее привезти все продукты, которые долго хранятся — сахар, крупы и консервы. Летом все это можно купить и в сельских магазинах, но цены в них примерно вдвое выше архангельских.

    Небольшой набор свежих и скоропортящихся продуктов завозят по воде раз-два в неделю — в эти дни у магазина выстраивается очередь еще до открытия. Хлеб из города не привозят — в каждой деревне есть своя пекарня, где его пекут ровно столько, сколько жители заказали накануне. Овощи и фрукты могут закончиться прямо в день завоза, именно поэтому лучше занимать место в очереди пораньше. Зато северные ягоды и свежая морская рыба здесь не переводятся никогда.

    Карбас для помора — главная ценность

    Ловить рыбу здесь учатся еще детьми, едва ли не раньше, чем начинают говорить. По старинке в море все еще ходят на традиционных поморских лодках — карбасах. Их шьют из досок, которые крепят внахлест к основанию из цельного корня дерева — такая конструкция дает нужную прочность и устойчивость. В этом способе ничего не поменялось за последние столетия — даже советские рыбколхозы добывали дикую семгу и селедку на тех же судах. Резиновые лодки здесь не в ходу — погода очень изменчива, и в любой момент может унести в море.

    Карбас для помора — главная ценность, и отношение к нему всегда было особое: отслужившую свое лодку хозяин отталкивал от берега и отпускал в море. Колхозные карбасы уже просто складывали на прибрежном песке, так что со временем скопились целые кладбища кораблей. Возле одного из них в деревне Яреньга открыли туристическую тропу, в создании которой участвовала наша экспедиция. Получился красивый маршрут вдоль моря со стендами об истории рыболовства и других деревенских традиций. В будущем к нему добавится музей в пустующем сетном сарае.

    Сейчас многие поморы до сих пор уходят на промысел на несколько дней. Повсюду вдоль морского берега стоят тони́ (именно так, с ударением на последний слог) — рыбацкие избушки, в которых есть все необходимое для жизни. В них можно починить сети, разобрать улов, приготовить уху и спастись от непогоды в случае чего.

    У каждой тони́ есть свой хозяин, но двери всегда было принято оставлять открытыми, чтобы любой попавший в шторм рыбак мог найти себе укрытие. Только в последние годы их стали запирать на замок. В хорошую погоду почти в каждой избушке кипит жизнь: утром карбасы уходят в море, а вечером возвращаются с семгой, камбалой, сигом — за неделю в Поморье я попробовал больше рыбы, чем съедаю за год в городе.

    Смешанный язык — руссенорск

    Море всегда кормило поморов — здесь трудно вести хозяйство, поэтому северные жители всегда обменивали рыбу на другие необходимые товары. До революции торговлю активнее всего вели с Норвегией, и в регионе существовал смешанный язык — руссенорск, или моя-по-твоя. «Собака» на нем будет «зубатка», а «конфета» — «бомбом». «Mojer nietr forston» — «я не понимаю».

    В советское время контакты с норвежцами прекратились, и на Летнем берегу организовали рыбколхозы. Здесь добывали семгу, которая прямо отсюда отправлялась на столы к партийному руководству страны. Сейчас выжившие хозяйства продолжают добывать рыбу по квотам. Улов сдают в рыбсклад, откуда он отправляется в город, а часть продают местным, по их словам, мало и дорого.

    Сейчас рыбный промысел понемногу сходит на нет — многие рыбные хозяйства развалились в постсоветское время, а теперь новые трудности возникают в связи с охранным статусом национального парка. Местные жители все чаще уезжают работать на суда в Норвегию или на военные заводы в Северодвинске. Да и семги стало ходить меньше — с ней уже так легко не расстаются, а берегут для себя.

    До недавнего времени в Поморье существовал еще один промысел — забой бельков. Этот способ добычи меха давно запрещен практически во всем мире из-за своей жестокости — едва появившихся на свет животных мучительно убивают так, чтобы не повредить шкурку. Несколько лет назад под давлением зоозащитников был принят запрет на этот промысел и в России.

    Кроме моря, местные жители кормятся и лесом: морошку, клюкву, чабрец собирают летом и отправляют в город на продажу. Вдоль берега после каждого шторма лежит ламинария — морская водоросль, из которой делают желе, косметику и другие полезные вещи. Сомневаюсь, собирают ли их здесь для производства, но нам рассказали про женщину, которая делает косметическое обертывание в водоросли в своей бане. Некоторые местные истории — настоящий кладезь для туристического будущего.

    Хоздвор Соловков

    Главные сложности в поездке на Летний берег — труднодоступность и отношение местных жителей. Поморы на Летнем берегу издавна жили как бы в стороне от мира, многие из них были староверами и привыкли смотреть на чужаков с опаской. Человек, например, может демонстративно отвернуться от направленной на него камеры. Однако это далеко не правило — в другой раз я просто хотел снять, как растапливают самовар во дворе, а меня позвали пить чай и накормили ужином.

    На характере местных жителей сказался и XX век. В деревне Пертоминск в 1920-е годы существовала тюрьма особого назначения, которую считают прообразом Соловецкого лагеря. Она была быстро расформирована, но репрессии коснулись этих мест в другом виде: здесь находилось несколько поселков для спецпереселенцев, куда ссылали представителей депортированных народов, раскулаченных и других неугодных людей.

    В лесу остались напоминания о том времени — кладбище, заросшее мхом, покосившиеся деревянные кресты и памятники с вырезанными ножом именами и датами, кое-где выцветшие фотографии. Часть спецпереселенцев работала на лесопильном заводе неподалеку. Здесь сохранились гигантские паровые машины, завезенные из Великобритании еще до 1917 года. Сейчас они стоят заброшенные, поражая своими размерами и уцелевшими гравировками английских названий.

    Близость к Соловкам тоже сыграла свою роль в истории Поморья: Летний берег всегда был своего рода хоздвором монастыря, до которого всего 30 километров морем. До сих пор в деревне Летняя Золотица заготавливают лес для монахов, а готовые бревна переправляют на остров баржей. Рассказывают о паломнике, который пару лет назад прошел весь путь вдоль моря пешком, а между Соловками и Летним берегом как раз перебрался с попутной лесовозной баржей.

    Как добраться? Самолетом или паромом

    На Летний берег при желании можно попасть проще и быстрее — два-три раза в неделю, если позволяют погода и техника, из Архангельска прилетает самолет. Аэропорт в деревне Лопшеньга — это небольшой деревянный домик на берегу моря, рядом выкошенное поле — взлетно-посадочная полоса. Ограды вокруг нет, поэтому сюда иногда забредает деревенский скот.

    Старенький Ан-2 за один рейс облетает сразу несколько деревень вдоль берега, где работают такие же аэропорты, подбирая и высаживая пассажиров по пути. Из техники в них — точка радиосвязи и весы для багажа, который во время полета держат на руках или кладут в проходе, как в маршрутке. Билет до города стоит 4 000 рублей, но некоторым жителям по льготам положен бесплатный перелет раз в год. Архангельская область — одно из последних мест в России, где еще жива малая пассажирская авиация.

    Добраться на Онежский полуостров дешевле — примерно за 2 000 рублей — можно на теплоходе, который приходит из Архангельска всего несколько раз за лето. Местные рассказывают, что судно, плоскодонку, перестроили из баржи для перевозки скота, поэтому качает на нем нещадно.

    В районе Летнего берега очень низкая вода, и в деревнях нет причалов, так что теплоход встает на рейде в нескольких километрах от береговой линии. Там пассажиров встречают лодки с берега — если есть кому встретить. Во время качки пересадка с большого корабля в утлую поморскую лодку становится упражнением на смелость и ловкость. Смешное расстояние — полторы-две сотни километров — корабль проходит почти за сутки, а в сильный шторм рейс и вовсе могут отложить на несколько дней, поэтому такой путь остается самым сложным и непопулярным.

    Основной дорогой на полуостров по-прежнему остается путь через Унскую губу. Летом через залив перебираются на катерах с родственниками или работниками парка, зимой весь лед изъезжен снегоходами — это место очень популярно у рыбаков. Почти каждый год здесь гибнут люди — суются в межсезонье на тонкий лед в местах сильных течений и пропадают. Суровая местная природа не прощает ошибок.

    Путешествие сюда нужно собирать вручную

    Природа действительно сурова: снег в затененных местах может пролежать до июня, а зимой ночь длится почти круглые сутки. Но погода здесь быстро меняется, и летом дождливые дни могут запросто смениться жарой — в июле-августе в Белом море вполне можно купаться. Солнце в это время заходит за горизонт лишь на несколько часов, так что всю ночь можно наблюдать закат, медленно переходящий в восход. Зимой, само собой, есть все шансы увидеть северное сияние.

    Во время экспедиции наш лагерь стоял на высоком угоре у моря. Однажды поднялся шум, все побежали к обрыву и стали показывать куда-то вдаль — возле морского берега играла белуха, огромный белый кит. Белое море — основной ареал их обитания. Если повезет, можно встретить морских зайцев — ластоногих, которые периодически выползают на камни и почти не боятся людей. Свежие медвежьи следы мы находили на песке всего в паре сотен метров от деревни, но главная опасность поджидает прямо на пляже: если подойти слишком близко к местам гнездования крачек, птицы могут испугаться за птенцов и атаковать с воздуха.

    На Онежском полуострове природа и культурные ландшафты сохранились в очень правильном балансе. Поморские избы окружены кострами дров — так здесь называют сложенные ряды поленьев, которые заменяют заборы. Ряды бань спускаются по угорам к чистейшим рекам. Берег засыпан моребойкой — побелевшими, высохшими на ветру ветками деревьев, там же стоят лодки, рыбаки чинят сети, бродит домашний скот. Все это напоминает этнографический музей под открытым небом, в котором сохранилась настоящая жизнь.

    К слову, в Яреньге уже сейчас работают два музея. Один занимает несколько комнат в деревенском Доме культуры, другой открыла местная жительница в перевезенной на свой участок рыбацкой избушке. Хозяйки музеев могут часами рассказывать о своих коллекциях — они выросли среди этих предметов, поэтому истории обо всех черепках, рыбацких снастях и народных костюмах от них звучат на удивление захватывающе.

    Маргарита Петровна, хозяйка одного из музеев, содержит гостевой дом, в котором можно остановиться на ночлег и попробовать домашнюю северную кухню. Кроме того, все больше кордонов, визит-центров и туристических стоянок открывает сам национальный парк. Зимой можно отправиться в готовое путешествие на снегоходах, а летом — пройти пешим походом вдоль берега. В любом случае стоит заранее обговорить маршрут с национальным парком — там же надо получать разрешение на посещение. Пока еще путешествие сюда нужно собирать вручную, но оно точно того стоит — такую Россию мало кто видел.

    РепортажиСевер России
    Дата публикации 09.09.2019

    Личные письма от редакции и подборки материалов. Мы не спамим.